Н.В. Большакова Коммуникативно-прагматические черты псковской сказки

Народная мудрость выражается и в произведениях фольклора, в лексическом значении слова, в особых устойчивых выражениях, которые, приобретая целостное значение, функционируют в речи как обозначение соответствующих понятий.

Тем самым в народной речи отражается особый взгляд человека на мир, проявляется индивидуальная и коллективная языковая картина мира, представляющая отдельный участок действительности.

Сказка как текст определенного жанра через свои образы способна «передать» соответствующие «идеи» устойчивым выражениям, которые, приобретая целостное значение, фразеологизируются и функционируют как воспроизводимые метафорические речения и идиомы.

Н.В. Большакова Коммуникативно-прагматические черты псковской сказки

Публикуемые тексты народных сказок, записанные от диалектоносителей-псковичей, представляют собой целостный сборник, единство которому придают как жанровостилистические и сюжетные особенности, так и ярко выраженные местные языковые черты. Все это в сочетании с полнотой материалов позволяет поставить настоящий сборник в ряд с уже ставшими классическими записями псковских сказок, выполненны которые в 1927-1929 гг. выдающимся филологом В.И. Чернышевым1 и в 1946-1947 гг. — группой фольклористов под руководством известного лингвиста А.П. Евгеньевой (сказки псковских сказителей Ильи и Сергея Богатыревых).2

Анализ настоящего регионального источника дает основания утверждать, что необработанная народная сказка, по сравнению с другими фольклорными жанрами, представляет собой двуединство фольклорного произведения и спонтанной диалектной речи. Кроме того, звучащая сказка обладает всеми признаками дискурса как текста, погруженного в ситуацию реального общения. Без сомнения, коммуникативнопрагматические черты сказки детерминированы определенной ситуацией повествования, личностью рассказчика (в современных записях это главным образом пожилая женщина-диалектоноситель), а также образом собирателя (как правило, студента или группы студентов во главе с преподавателем). При этом, как и в случае со сбором речевого диалектного материала, ситуация, в которой записывается сказка, может быть признана в известной степени приближенной к естественной.3

Предметом нашего исследования является комплекс признаков, которые приобретает сказка как результат межличностного взаимодействия рассказчика и слушателя: это различного рода вставки, так сказать, «от себя», которые не предусмотрены традиционным текстом и которые рассказчик вводит сам в ходе повествования; это и отдельные черты ономастической лексики.

Включения спонтанного характера представлены выражениями, выполняющими эмотивную функцию. Среди них -междометия, в том числе и диалектного характера: «Ах ты, маткин берег!» -№17; «Ахти, тошненъко!» -№81; «Ах ты, едрит твою!» -№ 77 (последнее встретилось во внутренней речи героя, но явно идет от рассказчика). Подобные выражения демонстрируют вовлеченность самого рассказчика в содержание повествования, органичность его связи с исполняемым произведением.

Оценка поступков, поведения персонажей осуществляется и путем введения характеристик, содержащих нравоучительные сентенции: «Вот такой волк нехороший.» — № 13, «Вот такой аферист нашелся и барина провел!» — № 58.

С целью обеспечить одну из функций сказки -поучительную — рассказчик усиливает интерпретационный элемент своего повествования.

В то же время пояснения рассказчика могут быть рассмотрены как своеобразные дефиниции лексических значений слов. Как видно, разные сказители справляются с этой непростой задачей с разной степенью успешности, проявляя неодинаковые способности в метаязыковой сфере. Так, безусловно, выделяется третий из приведенных примеров, где талантливая рассказчица