Не помогло ни окуривание наших скудных пожитков, ни банные процедуры

Медленно движется очередь, один ведь цирюльник! А нас в первой группе двадцать, за нами в затылок дышут еще такие же двадцать.

Первые

— те уже под струями воды скачут, а последние еще на холоде, ожидая, когда их очередь придет, тоже скачут, посинели, окоченели совсем. Вот первых уже поторапливают банщики: сколько можно мыться! А последние только-только попали в мыльный зал.

Зато помылись! Каждому выдали по дамской рубашке с узенькими бретельками, как никак свежее белье после бани всегда полагается. Снова в строй. Босые, однако в куцых, чуть пониже пупа, рубашках женских. И ведут нас в другой блок, такой же просторный, опять безо всего. Только на полу тюфячки, что-то вроде диванных подушек. А может, и нет. Пока неделю пребывали в таком «ангельском» виде, расковыряли уголки тюфячков-подушек, а там листы книг — то-то жесткими были. Не велики мы были специалистами в филологии, да и в иностранных языках не доки, однако разобрались: ветхий завет, по-еврейски. О боге Саваофе, о Иегове, Ягве, о древнееврейских пророках.

Через неделю повторная банная процедура. Правда, теперь-то мы уже знали, что и как. Опять босыми, строем. Голышом, теперь уже без дамских рубашек. В свой, тот самый, первый блок-барак, где оставалась наша одежда.

Где оставалась… Верхних носильных вещей, полушубков, у кого были, пальто, зипунов, сапог и валенок не осталось, посчитали охранники ненужными. С той поры обмундировали по-лагерному. Получили мы серые штаны из какой-то мягкой ткани, такие же халаты, береты. А кто без обуви совсем остался, тому обутки на деревянной подошве. Одежду нашу украсили пришитые нами же белые венкили.

Не помогло ни окуривание наших скудных пожитков, ни банные процедуры. Вши продолжали есть, грызть. Но зато, как вещал нам улыбающийся лагерный чин, извещавший о предстоящем рождестве, были мы действительно в день рождества чистенькими. Да, такими чистенькими…

А банная процедура послужила началом хворостей наших, простуд и в конечном счете первых смертей в бараке.

Безделье — гнетет. Безделье — унижает. Безделье — уничтожает. И к нашей радости охранники оповестили, что наш барак назначается на хозяйственные работы. Нужны добровольцы!

Очень трудно вспомнить все. И слова какие-то тусклые. Так и кажется, что говорю иной раз не то, что видел сам и пережил, прочувствовал, а пересказывая виденное на экране, слышанное. Но потом приходит на ум: вот он, примитивизм действий фашистов, возомнивших себя владыками всего, в том числе порабощенных ими людей. Они-де хозяева жизни, и могут все! А коли так, то и действовали по разработанной схеме, по установленным канонам, по заведенному ими порядку. Орднунг ист орднунг! Порядок есть порядок! Им безразлично, что этот, так называемый порядок, есть ни что иное, как ужасное действие, направленное на разрушение, на уничтожение.

Все их действия: взять наивысшую выгоду, максимальную, а потом… Зачем думать о потом? Используй восточных рабов как можешь — помрут, можно на работу поставить других.

Что можно добавить к тому, что уже известно, кажется, каждому? Концлагеря, обнесенные колючей проволокой. В бараках-блоках тысячи и тысячи людей, лишенных свободы ни за что, ни про что. Изможденных, похожих на скелеты — кожа да кости. Я попрошу, вернитесь хотя бы к картинам Бориса Пророкова, взгляните, вглядитесь в изображенное им. Это же надо иметь такое видение, чтобы прочувствовать боль, ужас человека! На расстоянии, через годы.

Подробное описание курсы английского TOEFL на нашем сайте.