Не посчитайте меня плагиатором

Появился конвейер смерти неподалеку от Риги, как я уже говорил, осенью 1941 года.

Бывшие узники концлагеря, которых теперь уже осталось совсем мало, свидетельствуют: еще не появились первые бараки, еще не было вокруг и колючей проволоки, а в центре возвышалась виселица.

Не посчитайте меня плагиатором. Трудно сейчас выдумать слова, характеризующие обстановку в Саласпилсе. Да и малолетнему мальцу, находившемуся в концлагере всего несколько месяцев, видевшему все лишь через свою «точку» зрения — трудно воссоздать картину полностью. Да и невозможно это. Прошло с той поры много лет, после Саласпилса были другие наслоения. И так хочется, чтобы кошмары перестали мучить ночью. Потому-то длительное время я не брался за саласпилсскую тему. Возвращаясь к ней снова и снова, откладывал ее в сторону.

Но все-таки надо! Потому и рассказываю. И не только о Саласпилсе. Для более полного документализма потому и привожу цитаты, выписки из тех публикаций, к которым прикоснулся. Да простит меня читатель за ссылки на документы.

Вот обширная цитата из богато иллюстрированного альбома на двух языках — латышском и русском: «Саласпилс», Издательство «Лиесма», Рига, 1970:

«На неприметную железнодорожную станцию Саласпилс приходили эшелоны из разных районов Латвии, Белоруссии, из столиц оккупированных стран Европы. Нацисты изощрялись, словно желая показать, как многолика бывает смерть. Тысячи советских воинов в Саласпилсском лагере военнопленных умерли голодной смертью прямо под открытым небом. Спасаясь от холода, они зарывались в землю, а когда ее сковал мороз, они пытались согреться, тесно прижавшись друг к другу. — но жизнь в истощенных телах постепенно гасла.

Но чаще всего смерть таилась в стволе винтовки или автомата. Узники до полного истощения работали на торфяных болотах и каменоломнях, будто это единственная возможность заработать предназначенную для них пулю. «Возмещая» расходы на, перевозку заключенных из родных мест к массовым могилам Саласпилса, у обреченных перед расстрелом отбирали все, что можно было взять, вплоть до очков и зубных протезов. Награбленное распределялось по рангам: офицеры СС, руководившие экзекуцией, получали золотые кольца, а рядовым палачам, одетым в зеленые мундиры бывшей латвийской армии, перепадали узелки с бельем.

Фашистский террор ограждал себя тщательно продуманной системой обеспечения секретности. В годы оккупации случайный путник, исходи он даже пешком весь отрезок шоссе от Риги до Огре и обратно, не заметил бы ничего особенного. Дома он мог бы рассказать, что встретились ему кое-где военные посты, да по некоторым дорогам сворачивать с шоссе запрещено, и это все. Но в Латвии знали, что в Румбульском лесу тысячами расстреливали евреев, что возле Саласпилса находится концентрационный лагерь. Поговаривали, что там истязают людей, что измученные голодом узники едят кору деревьев. Однако это была лишь молва, и над ней повисла темная полоса неведения, в котором умышленно держали угнетенный народ».

Это все я приводил из напечатанного до меня. Хочу здесь добавить от себя. Снова вернусь к «детскости» Саласпилсского лагеря.

Повторюсь. Этот лагерь смерти был одним из многих таких, где не имело значения, мужчина ли ты, женщина, старый или ребенок. ‘Это фабрика перерабатывала всех. Но особенно в сердцах людей, прошедших через смерть, осталась память о малышах. Потому-то памятной осталась песенка о детях Саласпилса, с просьбой положить туда конфетку…

Актуальная информация kerabond здесь.