Ничего на огромной поляне не было, только та хижина из жердей и прутьев, давшая приют вернувшимся на родное пепелище.

А нам не повезло.

После Бежаницкой тюрьмы была тюрьма в городе Новоржеве Псковской области, пересыльный концлагерь Моглино недалеко от Пскова. Затем — Саласпилс.

Там, в Саласпилсском лагере смерти, остался навечно Дема Федоров, наш попутчик, друг, сотоварищ. Паренек, который так же хорошо, как и его отец, знавший свои леса и не раз ходивший по ним, выполняя важные задания. Было ему тогда наверное всего 15 лет. Как он погиб, никто не знает. Как и о многих других заключенных той подлинно ужасной фабрики смерти.

Но странно. Фашисты были весьма аккуратны в ведении «хозяйства». Известно до одного человека число погибших в Бухенвальде, в Дахау и ряде других концлагерей. А вот о Саласпилсе говорят коротко: там погибло около ста тысяч человек. Думается мне, что где-то могут быть конкретные свидетельства, ведь «немецкая аккуратность» стала классической, все они вели на бумаге — приход и расход. Интересовался я у латышских коллег по несчастью, оставшихся в живых, они только пожимали плечами.

В августе 1945 года, ровно через два года после ареста, я вернулся на псковскую землю. Позади было несколько стран — донесло нас до самых западных французских берегов, до далекой Бретани, всего сорок километров оставалось до французского Бреста. Все было. И об этом я хотя бы коротко потом расскажу.

А вернувшись на Псковщину, сойдя с поезда на станции Локня, я воочию увидел следы «хозяйничанья» фашистов. От остановки железнодорожного состава было видно весь окрест. Вместо рабочего поселка редкие избы. Пепелища и порушенные на пожарищах дымовые трубы. Я держал путь в Сударево, хотя уже знал, что деревеньки не стало.

Тогда-то, добравшись на место, и увидел на пепелище деревеньки хижину, обмазанную глиной. Здесь и довелось встретиться с людьми, о которых помню и не знаю, чем отблагодарить. Так пусть моей благодарностью будут все эти слова, которые пишу сейчас.

Как сейчас помню. Утро, ранее утро. Выбежал я на просеку, с которой всегда сразу же открывалась деревня. На этот раз — ничего. Не передать словами те чувства, какие испытывал тогда. Как же это? Вот здесь, на самом краю деревни, был дом Потапа Федоровича Федорова. Дальше другие постройки.

Ничего на огромной поляне не было, только та хижина из жердей и прутьев, давшая приют вернувшимся на родное пепелище.

Никем не замеченный, дошел я до хижины, распахнул двери. Копошилась по хозяйству тетка Дуня — жена Потапа. Вскинула голоау, уставилась недоуменно. Ну, мгновение прошло — и узнала! Хотя и был экипирован не по-нашенски — в американскую гимнастерку и брюки, пилотка заморского образца. И позади два тяжких года.

— А Демушка? Сынок где? — вскричала.

Зашевелились на печи, в углах. В сенях я никого не заметил, когда распахивал двери. Оттуда тоже кто-то втискивался в помещение. Охи, ахи.

Ничем порадовать радушных хозяев я не мог. Ни чем! Были слезы, были распросы. Пояснил я, что мать и брат остались в Локне, на железнодорожной станции.

Наши сударевские друзья приняли самое теплое участие к нам. А о Дементии сказать ничего не могли, последний раз мы видели его в Саласпилсе.

Последним куском хлеба делились с нами эти люди. На их постели мы спали, ожидая пропуска на Север, от отца. И опять их стойкость, уверенность давали силы, вселяли бодрость.

Весы платформенные купить в Нижнем Новгороде платформенные весы в Нижнем Новгороде.