Общим для фольклора сказочным мотивом является и основной стержень повествования

Описание приключений царя Итаки имеет множество параллелей из области «бродячих» сюжетов в фольклоре других народов.

Рассказы Одиссея, первоначально распространяемые в среде мореплавателей, можно сравнить с народными повествованиями о великанах (людоедах-листригонах; лотофагах, питающихся лотосами, которые дают забвение). История же о циклопах и, в частности, об ослеплении одноглазого великана-людоеда, обитающего в пещере, теми, кого он заманил к себе, причем ослепитель спасается бегством в овечьей шкуре, спрятавшись под брюхом барана, распространена в фольклоре народов Европы.

Другой эпизод, где герой вводит в заблуждение чудовище, назвавшись именем «Сам» (вариант — «Никто»), также содержится в европейском фольклоре, например в финских и балтийских сказках. Однако автор «Одиссеи», объединяя отдельные сюжетные линии, привносит в повествование элементы мифологического мышления: он делает циклопа сыном Посейдона, чтобы обосновать гнев последнего на героя, а его уловку с именем объясняет некогда данным пророчеством, согласно которому Полифема погубит человек по имени Одиссей.

Общим для фольклора сказочным мотивом является и основной стержень повествования гомеровской поэмы -неожиданное возвращение мужа, считавшегося погибшим, к жене, готовящейся вновь выйти замуж. Сказочной вставкой вполне полноправно считается мотив поисков сыном пропавшего отца (в эпизодах, связанных с Телемахом — сыном Одиссея). Образ же одноглазого чудовища вполне сопоставим с одним из персонажей русской сказки — Лихом Одноглазым. Как видим, мифологическое повествование активно пользуется сказочными образами и мотивами, существенно затрудняя проблему их размежевания.

В истории ее решения свое слово сказали представители мифологической школы (Гримм, Макс Мюллер, Кун, Шварц и др.), сделав вывод о том, что «сказка — это деградирующий миф».6 Тем самым они отдали мифу приоритетное место в генезисе фольклорных традиций.

Попытки современных исследователей устного народного творчества установить критерии вычленения признаков сказки привели к обозначению ее специфических функций и отличий. Сказка при всей своей нацеленности на занимательность не содержит специальных национально-исторических и географических приурочении.7 Она оторвана от культового обряда и, в отличие от мифа, не фиксирует немощь человека в преодолении стихийных сил природы, но выражает лишь его мечту о возможном.8 Миф же, напротив, довольно точно локализует своих героев во времени и пространстве, а система ситуаций и поступков персонажей идеологически актуализирована.9

Существенный вклад в решение проблемы внес в свое время

С.Н. Токарев, который, кроме констатации традиционного соотношения между верой и недоверием к содержанию мифа и сказки, предложил в качестве основного критерия их сущностного разведения этиологическую функцию мифа.10 Миф, как известно, служит объяснению реально происходящих явлений в окружающей человека физико-биологической и социальной среде, в то время как сказка ничего не объясняет, но преследует развлекательные или морально-развлекательные цели (ср.: «Сказка-ложь, да в ней намек»). Вспомним о Нарциссе

— юноше, превращенном в цветок в силу неодолимой влюбленности в самого себя. Миф призван рационально обосновать эстетическое восприятие растения как холодного и неподвижного цветка в совокупности с этимологией его названия (греч. narkissos от пагкз — «оцепенение»). С другой стороны, в мифе представлена этически ориентированная негативная оценка переживаемого личностью чувства гордой независимости как проявляемой тенденции индивидуализма в обществе с ярко выраженным принципом коллективизма. Разворачивается же миф через знакомый многим народам мотив о царевне, отвергавшей претендентов на ее руку.

Premium glass стекло и зеркала на заказ.