Однажды во время очередного банного дня

Значит, привезли нас в Саласпилс 30 декабря 1943 года, в канун Нового года.

По доходившим до нас слухам, по обрывкам газет, которые, случалось, попадали нам, мы знали, что конец близок, гонят фашистов. Однако как нам быть? И кто мы?

Были в бараке люди самых различных возрастных групп. Разделили нас по двадцать человек, было нас немногим более 260 человек. В двух группах дети, от десяти до четырнадцати лет. , Самые разные -партизанские дети из-под Гдова, псковские ребятишки, пойманные фашистами в недозволенное для хождение время и в запретных для цивильных местах. Отобранные от семей. Ещё одна группа — инвалиды и глубокие старики. Помню, был один, молодой ещё, по фамилии вроде Павлов, с протезом руки. Кто он — не знаю, откуда — тоже. Однако

слушались его, был он старшим в своей группе. Да и на другие группы его влияния доставало. Но вот не знаю о нем больше ничего. Это уже потом, в середине шестидесятых, один из новоржевских парней, бежавших из нашего барака, писал мне, что планировался побег из барака, оттуда, где параши стояли. Были припасены и кусачки, хранил их человек в протезе руки. Однако тот побег не совершился, шестеро новоржевцев избрали другой путь.

А остальные десять групп были самые обыкновенные по возрасту, по причинам, которые привели их в лагерь. Были среди нас и полицаи, не угодившие чем-то своим хозяевам. Были и приблатненные, отличавшиеся неимоверной хамовитостыо и этаким подобострастием перед охранниками, видимо, самим хотелось войти в честь и занять место поближе к пайке и баланде.

Но, конечно, были и другие. Почему-то в .памяти стоит фамилия -Ковалев. Вроде бы из Острова, как сейчас вижу, в темном галифе, такая же гимнастерка, аккуратный такой, прибранный. В декабре из Острова, старорусского городка по-над рекой Великой, привезли большую партию заключенных в Моглино. Часть их, я уже говорил, бежала из нашего вагона при перевозке в Латвию. Все были разбросаны по разным вагонам, а потом по разным группам.

И вот помнится. Однажды во время очередного банного дня, в вечернюю пору, ринулся в бега этот, как мне помнится, Ковалев из Острова. Удалась ли его попытка? Охранники пытались вбить в наши головы, что в Саласпилсе невозможно убежать, что отсюда есть лишь две дороги: одна на тот свет, другая, когда повезут в другое место. Однако больше мы не видели того беглеца, и фашистского построения на аппель-плаце не было, а командование лагеря любило выстраивать зеков, чтобы они были свидетелями экзекуции над неудачливым беглецом.

Ведь для тех, кто доставлял наибольшее беспокойство, была на лагерной площади виселица. Не помню, были ли в это время массовые казни, по крайней мере нас не выгоняли на такие экзекуции. Но виселица часто была занята. Видимо, на наш барак распространялся какой-то другой порядок.

В центре площади вышка караульная. С нее видна по всей вероятности вся территория лагеря. Сохранился от той поры рисунок одного из латышских заключенных — Карла Буша. Некоторые его рисунки воспроизведены в книге «В Саласпилсском лагере смерти»», составленной из воспоминаний бывших заключенных. Копии некоторых есть в бывшем Музее революции Латвийской ССР в Риге, или не знаю, как он теперь называется и есть ли теперь в нем соответствующая экспозиция. Ранее — были. Часть рисунков была выставлена в мемориальном комплексе «Сапаспилс», созданном на месте бывшего концлагеря. Так вот, один из рисунков более широко известен, это та самая вышка в центре лагеря. Рисунок как бы гипнотизирует меня, каждый раз не могу оторвать взгляд, почему-то кажется, что увижу там себя возле барака Б-14, брата своего, Демку Федорова. Атам, через плац, левее дома, где размещалось лагерное начальство, у женских бараков

маму мою. В сереньком халатике, волосы серенькие — быстро они у нее побелели.

Сдать радиодетали куда лучше продать радиодетали.