Редко кому улыбалось счастье выйти пусть и с охраной за территорию лагеря
В деревне разве что сохранишь в тайне!
Кому-то понадобилось сообщить фрицам, что скрывается партизан. И однажды к дому подкатила автомашина фашистов. Это было, как вспоминал Евгений, в конце июля или в начале августа. Схватили его. Так он познакомился с Новоржевской тюрьмой. Я уже не раз говорил о ней. Все бежавшие из Саласпилса прошли сначала через нее, да и сам знаю ее камеры.
Прошел через все Евгений Михайлов, познал тюремные порядки. Были и допросы, побои. Сначала одиночная камера, а потом счастье -перевели в общую.
Даром фашисты никого не кормили, даже заключенных. И тех они стремились использовать на пользу своего «фатерлянда». Стали гонять арестантов из Новоржевской тюрьмы на лесоповал. Утром — на работу, вечером — в камеру.
А потом самое обычное, то же, что с другими ребятами, что и с нами: утром вызывали из камеры с вещами. На этот раз, конечно, не на работу, а на отправку. Может, тогда же, что и нас? Я не помню никого из тогдашних своих попутчиков, держался за своих родных. Так же, как и новоржевские парни тоже держались друг друга, кто помнил кого по довоенной поре, по школьным годам, кого знал по соседним деревням.
Так арестанты оказались в том же Моглино, в том самом пересыльном концлагере, где немцы копили уже большие партии заключенных, собираемых со всего северо-запада. На строгой изоляции. Работы практически никакой. Редко кому улыбалось счастье выйти пусть и с охраной за территорию лагеря. Но…
«Помню случай, — упоминает в своем письме Михайлов, — нас из барака выстраивают всех, возле нас установлен фашистский пулемет. Допросы… По нашим соображениям, да это мы узнали позже в бараке, кто-то бежал. Оказалось, что был сделан подкоп под лагерь, сколько-то ушло, а сколько, не знаю».
Картины Моглина, запечатлевшиеся в памяти у Евгения Михайлова, совпадают с моими.
«Не стоит вспоминать нары, а кто и на полу, потому что места не хватало. В чем одеты — это для нас служило и постельной принадлежностью, и подушкой. А сколько этих насекомых грызли наши тела и ползали по нашей одежде! Ужас! Конечно, не от хорошей жизни”.
А потом и для него наступил Саласпилс. Михайлов все держал в памяти — и те тяготы, что выпали каждому из нас, и побег.
«Побег, который нам обошелся удачным, очень удачным».
Меня, конечно, интересовали детали, прежде всего побега, хотелось знать все, что можно было узнать. Ведь каждый, кому я рассказывал о шестерых новоржевских парнях, дерзнувших и победивших сложнейшую машину следящих и охраняющих, неизбежно качал головой. Никто не верил! Но ссылки на счастливо избежавших саласпилсе кую каторгу, вот они, конкретно персональные!
И пусть после побега для каждого была не столь легкой судьба-судьбина, но главное — из лагеря смерти они ушли! Чтобы жить, радоваться жизни. Кому сколько отпущено.
Евгений «отстал» от всех своих товарищей. Сначала была тюрьма в городе Веден (?), так он называет. Потом — Германия. Это в лагере Ерциген неподалеку от города Болинген. Освободили союзнические войска 20 апреля 1945 года. И снова — лагерь:
«Все они «хорошие». Находился там три-четыре месяца, пока дошла очередь».
В дополнение к этой статье, советую прочитать: