Тенденция к обытовлению

Тенденция к приземлению, «обытовлению», «рационализации» чудесного волшебной сказки имеет, по-видимому, и другую сторону: черты волшебной сказки проникают в бытовую.

Так, в повествовании Анны Ивановны Александровой из п. Красные Струги Про Иванушку-дурачка (№ 90) дурако-шуту русской бытовой сказки с типичными для нее сюжетными мотивами (СУС 1691 Дурак домовничает’, СУС 1681А Дурак делает покупки; СУС 1535 Дурак спасается от уШопления) придан оттенок героя-дурака волшебной сказки, неказистая внешность и дурацкие поступки которого — лишь оболочка, скрывающая его прекрасную сущность и мудрость, вознаграждаемые в конце сказки. Такая возможность заложена в самой волшебной сказке, где, как известно, «дурацкий» ореол, до поры до времени скрывающий истинную сущность героя, зачастую создается именно его шутовскими действиями (см. № 39 Сивка-Бурка, где Иван-дурак отправляется на подвиги, сидя задом наперед на водовозной кляче). В сказке А.И. Александровой, как и в волшебной сказке, Иванушка-дурачок, одетый в рванину, презираемый и обижаемый умными братьями, в конце сказки преображается внешне, правда, без помощи Сивки-Бурки, а потому, что разбогател. При этом его нарядная одежда напоминает костюм участника клубного самодеятельного ансамбля народной песни и пляски: Рубаху атласную купил, вышитую, пояс с кистями. Как в волшебной сказке, герой женится, правда, не на прекрасной царевне, а на лучшей в деревне девке. Как в волшебной сказке, все кончается свадебным пиром. Соответствующая и концовка: Ия там была, медовуху пила.

Тенденция к обытовлению, к снятию таинственного, страшного проявляется и в сказке-небылице. Такова разработка сюжетного мотива «Огонь в обмен на небылицы», служащего обрамлением сказки Веры Ивановны Нарвут Небылая небылица (№ 107). Традиционное содержание мотива «Огонь в обмен на небылицы» (СУС 1920Н) таково: таинственный старик в обмен на огонь заставляет рассказывать небылицы, а не сумевшим это сделать не только не дает огня, но и вырезает ремень из спины. В повествовании В.И. Нарвут этот мотив обытовлен и осовременен: нет зловещего старика, намеренно признающего былью любую небылицу и жестоко расправляющегося со своими жертвами, а есть скучающие у костра рыбаки, желающие поразвлечься небылицами, и забредший на огонек охотник, которому нужно прикурить.

Отметив тенденцию к сокращению, сжатию текста сказки, следует сказать и то, что, по-видимому, не каждый «сжатый» текст, текст без повторов, свидетельствует о такой тенденции.

В некоторых случаях краткость сказки есть следствие ее функции в контексте разговора. Таковы «сказки к слову», о которых уже говорилось выше. В других случаях краткость может быть следствием условий, при которых звучит сказка, когда она не возникает естественно, спонтанно, а исполняется после уговоров собирателей и самим сказочником воспринимается как занятие, не слишком подходящее для взрослых людей, от которого он стремится поскорее отделаться. Видимо, в таких случаях при исполнении сказки возникают сокращения, которые приводят порою к пропускам и несообразностям в повествовании. Так, в достаточно яркой сказке Лиса и дрозд (№ 5), рассказанной Анной » Григорьевной Лысьяновой из д. Шепуново, Усвятского р-на, с интересным рифмованным началом, дрозд жалуется сороке, что лиса его деток поела, в то время как ранее речь шла только об одном детенышке. Такая торопливость заметна в ряде случаев и, к сожалению, портит добротные тексты. Таковы сказки Про горошину (№ 20), Терешечка с полешечка» (№ 24), Как лиса ходила за петушком (№ 6). В последней сказке целых два конечных эпизода с приходом лисы к петушку, к сожалению, даны в схематичном, в два коротких предложения, пересказе. В трехэпизодной сказке Про горошину хороши начало {Жил дед с бабой и курочкой Рябой), первый эпизод (найденная курочкой, посаженная дедом в бане горошина растет до неба) и последний (дед лезет на небо; картина небесного изобилия): Лез неделю, лез другую, лез третью… Там увидел расписные терема, столы конфетные, ложки пряниковые, напитки медовые… В них ощущается сказовый ритм, стремление к рифме. Достойно завершает сказку характерная формульная концовка: На том сказке конец, а кто слушал, молодец. Ия там был, мёд-пиво пил, по усам текло, а в рот не попало. Средний же эпизод (дед поднимает бабу на небо, баба падает и разбивается) отличается торопливостью, небрежностью повествования; остается непонятным, почему деду, спустившемуся на землю, кажется,

что баба смеется над ним (ср.: Афанасьев, № 21 Лиса- плачея: …Спустился поскорее… смотрит — лежит старуха, зубы ощерила, глаза вытаращила. Он и говорит: «Что ты, старуха смеешься? Что зубы-то оскалила?»). В сказке Терешечка с полешечка (СУС 327F Мальчик и ведьма) добротное сказочное повествование, к сожалению, завершается эпизодом первой попытки Бабы-яги изжарить Терешечку. Окончание сказки (мальчик обманом отправляет в печь трех сестер Бабы- яги, а затем и саму Ягу) дано схематично, укладывается в две фразы.

Карчер цена karcher мои купить купить по низкои цене.