Трактуются и персонажи
Разную природу обнаруживает в мифах и сказках фантастический элемент, который в последних обычно связан с трудовой деятельностью человека и передает искреннюю заинтересованность людей в облегчении своего труда посредством чудесного, волшебного преобразования мира.
В мифе же чудо и сопровождающая его атрибутика всегда имеет своим источником божество. Сущность мифологического превращения (метаморфозы) рассматривается и осмысляется как космический акт, как результат проявления божественной воли часто в виде наказания или поощрения за совершенное действие либо в качестве отличительного признака небожителя. В человеческом сознании боги всевластны и всесильны. Их магическая потенция заключена в основе любого творения, поэтому чудо не воспринимается так, как волшебство в сказке, пугающее отсутствием своего неясного, с точки зрения обыденного сознания, источника. Например, в мифе об Арахне, искусной ткачихе, превращенной в паука, творцом метаморфозы объявляется Афина Паллада, а в мифе о Нарциссе наказание осуществляет сама богиня Немесида.
Иначе, чем в сказке, трактуются и персонажи, не имеющие человеческого облика. Териоморфные (чудовищные) образы мифа практически не выполняют функцию основного действующего лица, как, например, Баба-Яга, Кощей или Идолище Поганое в фольклорных повествованиях. Миф чаще включает их в фон обстановки, где совершается действие, в качестве ее персонификации. Такие образы обычно оказываются рудиментами архаического сознания эпохи анимистического мышления, когда сказки как жанра художественного творчества еще не существовало. Например, в мифе о Кадме, брате похищенной Зевсом Европы, который, разыскивая ее, появляется в европейской Греции (в Фивах) и убивает чудовищного змея с головой дракона, а затем основывает город после того, как сражается с воинами, выросшими из брошенных в землю зубов убитого чудовища, само это чудовище (змеедракон) олицетворяет стихийные силы природы. Победа над ними символизирует наступление нового времени в истории народов и отражает европейско-азиатские отношения в середине II тыс. до н. э. Поэтому эпизод с драконом функционально служит не для подчеркивания каких-то особенных героических усилий Кадма, а на мифологическом уровне объясняет причинно-следственную цепочку его поступков, которые привели к заложению стен нового города.
Специфику мифологического образа исчерпывающе определил еще А. А. Потебня,11 показав, что в мифе образ равен значению (т. е. в историческом развитии образ представляет собой соединение научного понятия и художественного образа, что позволяет рассматривать миф в литературном произведении как рационально обоснованный художественный вымысел с этиологической функцией, лежащий в основе творческого созидания).
Уже древние, в частности греческий географ и историк Страбон (I в. до н. э. -1 в н. э.), рассматривая гомеровский эпос, находили специфическое различие между мифом как вымыслом, восходящим к исторической правде, и собственно авторским вымыслом. Первое использовалось для воспитания нравов и служило истине, а с помощью второго автор управлял толпой, делая речь приятной и красивой.12 Таким образом, миф рассматривался как рациональная основа мифологического повествования и противопоставлялся всякому искусно созданному авторскому вымыслу (в том числе и сказке), являвшемуся своеобразным связующим звеном между отдельными мифологическими событиями. Очевидно, что в попытках обнаружить сказочные построения в мифологическом повествовании следует исходить из характера взаимоотношений не между мифом и сказкой, а между мифом, мифологическим повествованием и сказкой. Возможно, в ходе своего развития мифологический сюжет в каждом конкретном случае индивидуально обогащался элементами авторской художественной фантазии, которая, опираясь на фольклорную традицию, придавала изложению особую занимательность.
Самая свежая информация amocrm обучение тут.