Трудно было всем, попавшим в фашистскую неволю.
Обстановка на фронте изменилась в нашу сторону, по всей линии фронта советские войска теснили фашистов, уже шла битва за Днепр.
XXVI годовщину Великого Октября деревенская молодежь отметила по-своему. На тригонометрической вышке, или как его называли местные — маяке, в канун праздника был вывешен Красный флаг. Кто его повесил, Анна Михайловна не знает и сейчас. Однако флаг гордо веял на
виду у всех. Это, конечно, взбесило фашистов. Староста показал на молодых, тех, кто, может, попал на глаза или на кого имел зло.
Полицаи произвели аресты, арестовали и Аню. И попала она в Новоржевскую тюрьму, потом в Моглино, Сапаспилс и ‘так далее. Обычный путь арестованного в то время.
Домой вернулась — в свою деревню. В голодное время. Во время разрухи не до учёбы было, стала работать в колхозе.
Теперь уже давно не получаю от нее писем, не могу сказать, жива ли, работает ли. Анна Михайловна Герасимова одна из многих, арестованных фашистами, прошедших трудной дорогой, изведавшей фашистскую каторгу. Простая русская женщина, с неудавшейся личной судьбой. Вынесла такие тяготы, которые сейчас трудно представить.
Трудно было всем, попавшим в фашистскую неволю. Мне доводилось потом встречаться со многими теми, кто был вывезен в Германию, трудился там на заводах и фабриках. Но я просил бы знать вот что. Вывезенные на работу носили на груди особый знак — «Ost». Это были восточные рабочие, привезенные немцами, чтобы они выполняли трудную работу. Зачастую страшную работу.
Но неизмеримо труднее было тем, кто был арестован. Таким, как Анна Герасимова. Строжайшая охрана. Постоянные издевательства, каждодневно страх смерти. На одежде винкель — знак, свидетельствующий о том, что стрелять можно без предупреждения. У Ани, как и у нас тоже, на одежде, когда вывезли за рубеж, всюду был особый знак — «SU», из Советского Союза, значит. Не «остарбайтеры», а враги немецкой нации.
Так было. И это мы помним.
Я пока рассказывал об обстановке, сложившейся в псковских краях, о женщинах, с которыми сводила нас судьба, о которых смог хотя бы что-то узнать. К сожалению, время есть время, теперь уже через несколько десятилетий практически невозможно проявить в памяти детали.
Но все-таки, хотя бы фрагменты.
Настала пора вернуться к дальнейшему повествованию. Итак, Моглино.
i Бывшая конюшня пограничной заставы. Теперь — барак для заключенных. У стен — узкий проход. Более широкий — в центре. В два ряда нары, в три этажа. Сплошные. Люди там размещаются впокатку.
Людей — битком. На нарах места нет. А уже вечер, надо думать о ночлеге, где-то располагаться на ночь. Ноги, которые были стиснуты досками в кузове автомашины, опухли. Посмотреть, что с ними, нет никакой возможности, даже присесть некуда. Охранники, что везли нас, торопят, хотят быстрее отвязаться от нас. Местные охранники тоже спешат — им надо закрывать широченные двери барака-конюшни. Шум, гам. Нам, «свеженьким», еще не известны царящие здесь порядки, трудно сориентироваться.