У входа в барак
Если до этого времени я, говоря о Саласпилсе, приводил лишь казенные слова, свидетельства официальных документов, то теперь будут лишь личные воспоминания. О давних временах, крепко вцепившихся в память. Да разве такое можно забыть!..
К той поре, когда привезли нас, лагерь был переполнен, в общих бараках для нас места не нашлось. И прибывший транспорт из Моглино разместили в бараке, где, как говорили, размещалась ранее столярная мастерская. Никаких тебе нар. На всем протяжении барака — от входа до отгороженного помещения уборной — мы размещались прямо иа полу. В центре — обычная печь, но я что-то не помню, топили ли ее. В то же время не помню, было ли нам холодно, по всей вероятности помещение обогревали мы сами, своими легкими, своим дыханием.
У входа в барак, справа, помещение для блокфюрера или как там его называли. Помнится, им был латыш, любил рисовать. Время от времени выходил он из-за своей загородки с бумагой, делал наброски. По крайней мере о нем ничего не могу сказать осудительного. Кроме старшего в бараке хватало мелких шавок, которые наводили «порядок», всякие там лагершутцы.
Итак, просторный, безо всякого барак. В нашем распоряжении — пол. Сесть не на что, не прилечь. Это мы оценили в полной мере сразу же. Стоило только как бы прилечь на этом самом полу, как всякие помощники блокфюрера тут как тут. И тут же наказание.
О системе наказаний как не вспомнить. На первый взгляд — что тут такого? В самом бараке нас не истязали, не били то есть. Такого не было. Но вот убить в нас все человеческое, на это было направлено действительно все.
Вот, скажем, ставят тебя в угол и велят держать в зубах алюминиевую миску. Стоять надо по стойке смирно, руки по швам. Качаться нельзя, могут увеличить время наказания. Вот так, просто поступают. Без уже известной нам резиновой дубинки, через которую прошел каждый, и стар, и млад. Всего навсего — алюминиевая миска в зубах. Попробуйте это «детское наказание», узнаете, что это такое.
Иной раз вместо миски в зубах метла в руках. И только. В вытянутых руках обычная метла, которой улицы заметают. Также по стойке смирно. Определенное время. Ну, что тут такого? Не бьют ведь.
А еще была у входа обыкновенная табуретка. Она не для сидения, такой «роскоши” в бараке не имелось. А для наказания, оказывается. Провинился, вернее, нашли твою вину, становись на нее, на цыпочки. Руки вперед! Вот так на кукорках стой, скажем, пять минут. Скажете: подумаешь, пять минут! Может, покажется читающему эти строки, такой пустяк! Попробуйте, испытайте себя. А мы были тогда обессилившими, обовшивившими. Прикиньте, на сколько вас хватит. Нас не хватало на пять минут, падали. Заставляли подниматься, и снова на табуретку: нужно отстоять те самые пять минут, что назначены.
И как венец всему — хир леген! Это то самое наказание, о котором я уже упоминал. Хир леген — в переводе на русский «здесь лежать». Раздается команда: бегом, ложись, вставай, беги вокруг барака. Столько, сколько кругов определено, и беги, ложись, вставай. Грязь ли, лужа. Охраннику, ответственному за выполнение этого наказания, даже нравится — весело!
Нет, нас не били, «гуманность” проявляли, что ли. Не могу сказать, почему. Но вот одно до сих пор держится в памяти. Еще когда были в Моглино, среди заключенных шли разговоры, что вот, мол,’ в Латвии лагерь, что надо: чисто, спокойно. Да, спокойно. Днем, бывало, стоишь у окна, смотришь, что делается на улице. Присесть ведь не на что, только на полу, а как? Лежать нельзя. Значит, стоишь у окна, а мимо такие же заключенные, как и ты, дроги тянут, на колесах. Брезентом сверху прикрыто. Из-под брезента босые ноги торчат, покойников, выходит, везут. И в мыслях, поверьте, бегало: ”На свободу везут». Это как бы покойным завидовали: отмучались те. А сколько нам предстоит здесь пробыть? Никто ответа дать не мог, мы сами не могли срок определить.
Аренда оборудования в москве аренда принтера в москве.
В дополнение к этой статье, советую прочитать: