Вагоны идут медленно, в нужном месте следует соскочить, охрана обычно не стреляет.

Когда стемнело, отошли в сторону от дороги, в какую-то деревеньку.

Старосту разыскали, заявили, что идем с окопов, попросили разместить на ночлег. Все было сделано. Добрые люди накормили нас, уложили спать. Утром — дальше в путь.

До Бежаниц дошли без приключений. Далее — к станции Сущево, а там — путь известный, мне не раз приходилось преодолевать его до этого времени. У кого-то из знаемых попытались узнать возможности перейти на другую сторону железной дороги. Информация такова. Немцы проложили железную дорогу от Сущева до Красного Луча. Рано утром туда обычно идет поезд. Надо сунуть сопровождающим состав охранникам десяток яиц, фунт масла, и можно ехать. Вагоны идут медленно, в нужном месте следует соскочить, охрана обычно не стреляет.

Что же делать дальше? У Евлампия Братолюбова в одной из близлежащих деревень есть родная тетка. Решаем идти туда. Дело к вечеру. Евлампий отправляется к родственникам, те готовы помочь нам, но советуют обратиться к старосте по той же схеме, что применили вчерашним днем.

У старосты особой тревоги мы вызывать не могли — женщина с тремя парнишками, Евлампий так и остался у своих. Объяснили старосте, что, мол, копали окопы, нас отпустили, вот и идем домой. Наши объяснения, видимо, удовлетворили хозяина, нас оставили здесь же ночевать. Начали готовить постель на полу. Мы, парнишки, вышли на крыльцо. И вдруг!

Едет кто-то на велосипеде. В мышастом мундирчике. На рукаве нам ненавистное — «РОА», русская освободительная армия, власовец, значит. Поравнялся с нами — велосипед в сторону и за кобуру. Потом неожиданное:

— Э, да это мурманские. А говорили, вас арестовали.

Оказывается, молодой парень из-под поселка Красный Луч; когда

мы перед войной только приехали на каникулы, помнится, даже вместе в лапту играли. А тут — на тебе! В обличим власовского вояки!

Мы держались в разговоре с ним все той же легенды: мол, копали окопы, нас отпустили.

— А я еду погулять! — это парень в мундирчике в ответ. И кобуру застегнул. — Айда со мной, погуляем, молодежь собирается в соседней деревне.

Конечно, мы отказались, сославшись на усталость. Нам бы сразу после такой встречи ноги в руки и бежать отсюда, хоть бы за околицей, под кустом ночь проводить, пусть и октябрь на дворе с его морозцами. И все, глядишь, было бы хорошо. Не сделали этого!

Й только было расположились на ночлег в старостином доме, как раздался громкий стук в дверь. Ворвались власовцы, а среди них тот самый парень. Привел-таки.

Когда в послевоенные годы мне довелось быть в тех местах, то слышал, что была у этого парня «богатая» карьера. Я знаю его имя, знаю, что было с ним потом. Послужив во власовской армии, он в 1944 году, уже в Латвии, переметнулся к партизанам. Потом — армия, медаль «За отвагу» заслужил. После войны был арестован, судим, получил срок. Но после смерти Сталина его отпустили, как и многих былых фашистских прихвостней. Так и жил в Сущево, работал то ли страховым, то ли налоговым инспектором. Дом его я сам видел, приметный среди других. Ну, да ладно, как говорят, бог с ним.

А нас тогда доставили в Бежаницкую комендатуру. Прошли несколько десятков километров, преодолели по сути дела сложные рогатки, а тут — случайность. И мы взаперти.