ЖИЗНЬ быстротечна

Никандр Царьков, прошедший сложную жизнь, и партизанские будни, и фашистскую тюрьму, и концлагерь, да и в послевоенный период жизнь оказалась не совсем ласкова к простому рабочему человеку, был жизнерадостным, веселым.

Анастасия Васильева в одном своем письме приводит такой пример. Любил ее муж веселье, был неплохим гармонистом. После него остались баян и две гармошки. И старые, и молодые любили веселиться под его музыку. Когда и где бы ни было торжество, звали его. Внуки любили плясать под дедову гармонь.

Я попытался несколько подробнее рассказать о послевоенных годах жизни Никандра Михайловича Царькова, потому, что он был такой же, как-и остальные. Его товарищи по ноаоржевской тюрьме, по Моглино и Сапаспилсу были такими же — семьянинами, трудолюбивыми, любящими жизнь. Ради нее терпели испытания, ради нее шли в побег обрести свободу. Каждый, кто пережил войну, кто остался жить, крепко любил все, что его окружало, будь то поле, в которое гонял животину Анатолий Петров. Колхозное, пусть и не устроенное бытие, как Василий Архипов. Или нелегкий шоферский труд, как Николай Блинов, Евгений Михайлов, да и тот же Никандр Царьков, которого все мы искали. Или водивший электрички под Ленинградом Петр Лесков.

ЖИЗНЬ быстротечна Жизнь бесконечна Жизнь радостна. И вся в горести.

Так она обернулась и для моих героев. Хотя почему — для моих? Они подлинные герои, хотя и не отмеченные за свой подвиг никакими специальными наградами и званиями. Они — простые русские парни.

Все шестеро, после побега из лагеря смерти, откуда, как считалось, убежать не мыслимо, остались живы. Пусть всякое было: снова и неволя, чужбина. Но все они вернулись на Родину с чистой душой, с открытыми, глядящими прямо глазами. Минул их ГУЛАГ, не направили их туда после разборок. Значит, не за что было. Хотя сейчас только и слышишь, что все находившиеся в немецкой неволе были репрессированы. Ведь никого из тех, с кем сталкивала меня судьба, не репрессировали.

Да, кто-то вместо возвращения домой после фильтрационной комиссии получил «срок». Было такое. Весьма возможно, что в этакой круговерти кому-то пришлось пострадать и безвинно. К сожалению. Но были ведь всякие! И такие, что осенью 1943 года арестовывали нас, мать мою, брата Павла, меня, а так же псковского паренька Дементия Федорова, безвестно сгинувшего потом в Саласпилсе. Таких немало было, что стали под власовский флаг «борцов со сталинизмом». Потом реабилитировали их, а ведь сохранили в душе злость к прошлому. Она, эта злость, и проявилась сейчас, и у их потомков, к прошлому. И аспомните Шурку-полицая, которого не раз вспоминал в письме Еагений Михайлов. Да и разные другие.

Из нашей семьи никто не привлекался. Многих саласпилсцев я встречал; и никто не говорил об этом. Ни разу не слышал горестных жалоб. Значит, люди, попавшие в Саласпилс, прошедшие через страдания этого лагеря смерти и оставшиеся живыми, заслуживают уважения. О ГУЛАГе они ничего не знают, лишь понаслышке, да и из голосов нонешних пропагандистов.

А вот о бездушии слышать приходилось. И не редко. В каждый приезд в Латвию на встречу с бывшими заключенными Саласпилса. В последние посещения его много беседовал с бывшими несовершеннолетними узниками фашизма, теми самыми, у которых фашисты брали кровь и которые чудом остались живы. Тогда еще дети, мальчики и девочки, после того как у них взяли кровь по несколько раз, были втайне от родителей переданы в монастыри, в крестьянские семьи.

Аренда цементовоза цена transportnye-uslugi-tsementovoz-i-abs.html в Воронеже.