Античная сказка
Как самостоятельный вид словесного искусства известна меньше, что объясняется вполне объективными причинами.
От эпохи, представляющей развитие так называемой хореи (единство поэзии, музыки и пляски), нет никаких памятников. Как можно полагать, освободившаяся от элементов танца, но сохранившая музыкальный компонент песня, чтобы не остановить общую эволюцию художественного творчества, могла развиваться в условиях, обеспечивающих ей исключительную объективность, т. е. быть былинной или иначе— эпической.1 Эпические предания сохранялись специальным сословием людей, которые обладали не только эпической памятью, но и владели техническими приемами его обработки. Это были певцы-аэды, воспринимавшиеся современниками в качестве «вещих» людей, хранителей былинной древности. Их информация о прошлом охватывала прежде всего те вопросы, которые для всякого «коллективного» человека мыслились как основополагающие и жизненно важные: вопросы, связанные с космогонией (о происхождении богов и богочеловека), и эсхатологические (о конечной судьбе созданного мира и его обитателей). Первое направление привело к созданию мифа о Троянской войне, второе породило сказание об Одиссее — герое, который дал пример прохождения через всевозможные испытания жизни и смерти. Поэтому неудивительно, что в системе начального образования античного мира сказания эти, оформившиеся в гомеровском эпосе, имели приоритетное значение перед другими видами словесного искусства.
В классическую эпоху древней Греции сказки распространялись исключительно на женской половине частного дома (в гинекее) и представляли интерес лишь для детской или женской аудитории. Образованные же слои взрослого населения с презрением относились, по их выражению, к «старушечьим рассказам» и не занимались собранием и записью этих фольклорных повествований.2
Гораздо значительней в становлении художественного творчества проявила себя мифология, которая составила мировоззренческую основу всей литературной традиции и благодаря ей сохранила элементы сказки как фольклорного жанра. Именно мифологическое сказание помогло донести до нас те скудные представления о сказке в античном обществе в силу того, что развернутое мифологическое повествование во многом строилось на принципах развития сказочного сюжета и содержало в себе многие сказочные мотивы.
Для современного читателя древнегреческий миф сам по себе уже воспринимается сказкой. Отсюда, вероятно, следует название одной из частей популярной книги Ф.Ф. Зелинского («Сказочная древность»), предложившего свою версию мифологических преданий Греции, ориентированных на читателей младшего возраста.1 Такое отношение к мифу в школьной практике обычно сводится к весьма порочному суждению: «Миф — это сказка, в которую верят». Поэтому для выяснения вопроса о сказке в античности необходимо размежевать данные понятия, что само по себе представляет сложную проблему, поскольку в соотношении мифа и сказки при их «максимально сюжетно-семантической близости и, несмотря на устное бытование, сказка представляет художественную литературу в ее специфике».
Известный отечественный филолог и большой знаток античности С.И. Радциг полагал, что «у греков не было строгого различия между мифом и сказкой».5 Однако такое суждение имеет обоснование лишь применительно к той сфере, которая касается внедрения в мифологический комплекс сказочных приемов его художественной организации или принципов развертывания общего сюжета. Так, например, гомеровская «Одиссея», основанная на мифах троянского цикла и излагающая собственно миф о странствующем герое, по общему признанию, почти целиком сплетена из сказочных мотивов и образов, обладающих типологическими чертами.