ДЕТИ ВОЙНЫ
Борьба за жизнь
Война — время испытаний для всех. Но особенного напряжения внутренних сил требовалось от того, кого судьба бросала на территорию вражеского стана. Даже взрослые люди впадали в растерянность и не знали, куда направить свой путь, чтобы выжить. Аля детей же это оказывалось возможным только в тех редких случаях, когда родители с самою начала успели правильно воспитать, смогли привить трудолюбие, целеустремленность, находчивость, предприимчивость, научили решать настоящие, хотя и детские, но жизненные задачи. Только такие ребятишки оставались живыми на полях войны.
…Конец марта 1942 года.
После того, как от тифа умерли 7 детей, привезенных из Мги (в этот город Ленинградской области была сослана наша раскулаченная семья), нас, пятерых, оставшихся в живых ребят, немцы срочно вывезли из концлагеря и бросили в пустой постоялый двор. Здесь не было ни хозяина, ни тепла, ни еды.
Мы фазу же с тоской стали вспоминать лагерную жизнь. Там, хотя и очень плохая, но все же 3 раза в день выдавалась пища. За нами присматривали и ухаживали русские военнопленные. Здесь же мы
оказались, словно беспомощные слепые котята, выброшены в пустую нетопленную избу. Тут не было ничего. Нужно где-то искать еду. Еда нужна каждый день, еда нужна сегодня и завтра. Все мысли только о еде. Ищешь ее везде, в каждой щелке стены, в каждой трещине пола. Пробуешь жевать сухой мох и кору деревьев. Если не находишь пищи 34 дня, то наступает депрессия; ложишься на нары и уже не найти силы, чтобы поднять себя и заставить идти на её поиски.
За голодную зиму мы приобрели опыт сохранения сил, сбережения физической и душевной энергии.
Если ктонибудь гдето чтото находил и съедал, он старался меньше двигаться, лучше одеваться, не растрачивать понапрасну тепло своего тела. Мне сохранил жизнь в суровую зиму 1942 года большой овчинный тулуп, оставшийся от умершей бабушки. Он спасал меня в любой мороз даже на улице. Когда зимой немцы везли нас на автомашинах из Мги, почти все люди, которые были рядом со мной, замерзали и даже обмораживались. Я же ложился в тулупе на бок, сворачивался калачиком и плотно закутывался. От моего дыхания внутри тулупа делалось тепло и уютно. До меня не добирался никакой мороз. Спасибо бабушкиному овчинному тулупу — он спас мне жизнь. А еще спасибо большим теплым валенкам, скатанным моим отцом.
Постоялый двор, в котором мы оказались, представлял собой большой деревянный дом с высоким закопченным потолком и грязными стенами. Вдоль стен тянулись широкие двухъярусные нары из досок.
Посреди избы стоял намертво прибитый к полу грубо сколоченный стол. Справа и слева от стола — две тяжелых длинных скамейки. Недалеко от входа возвышалась чуть ли не до потолка кирпичная квадратная оштукатуренная печь. Топочная дверца в ней отсутствовала. Печку, видимо, давно никто не топил, так как у постоялого двора дров не имелось.
На наше несчастье никто из крестьян ночевать сюда не приезжал, и мы были предоставлены самим себе — голодные, больные и завшивевшие в холодном грязном помещении.
На следующий день мы втроем — я, Володя и Лида выползли из избы и пошли бродить по городу в поисках какой-нибудь пищи или хотя бы помойки. Нина Веселова и Нина Черемухинова были совсем ослаблены и ходить с нами не могли. Они молча лежали на холодных жестких нарах и на все происходящее вокруг смотрели с тупым безразличием.
Вначале мы ходили ватагой, но скоро поняли, что поодиночке пищу можно добыть быстрее, так как люди не могли накормить сразу нескольких ребят. Осматривали все попадающиеся нам помойки, но их было мало, и они были пусты. В дома нас никто не впускал. Обычно говорили: «Много вас тут таких шатается, всех не накормишь. Бог вам подаст».
Детальная информация купить тяговый аккумулятор тут.