Для идентификации памятников
Уместно напомнить, что первая выставка отреставрированной древнерусской живописи состоялась в Москве весной 1913 г., и, по словам П. Муратова, известного историка искусства того времени, «почти для всех» впечатление от этого события явилось неожиданностью: «Так внезапно перед нами открылась новая область искусства, вернее сказать -открылось целое новое искусство. Странно подумать, что еще никто на Западе не видел этих сильных и нежных красок, этих искусных линий и одухотворенных ликов.
Россия вдруг оказалась единственной обладательницей чудесного художественного клада. В течение веков мало кто подозревал о его существовании».
Как и большинство современников, Н.Ф. Окулич-Казарин не был особенно сведущ в области иконописания, поэтому его замечания по поводу состояния некоторых храмов — «древних икон нет» — вполне объяснимы. Уже в 1917 г. исследователь древнерусской живописи и художник А. Грищенко в тех же храмах отмечает множество незаурядных памятников псковской иконописи1, а в 1925 — 1926 гг. сотрудники московских музеев (руководитель Е.И. Силин2) и Центральной государственной реставрационной мастерской (руководитель А.И. Анисимов3), сделав пробные расчистки, зафиксировали еще больше ценных древних произведений, отметив почти во всех церквах прекрасно сохранившиеся ансамбли иконостасов. Об этом же сообщают в 1929 г. А. Васильев и А.К. Янсон: «В целом ряде церквей… имеются не только отдельные прекрасные произведения живописи, но и целые иконостасы, представляющие собой высокохудожественные собрания икон, как в Кузьмодемьянской с Примос-тья, Богоявления, Пароменской».
Теперь для идентификации памятников иконописи и церковной утвари приходится привлекать разнообразные источники -литературные и документальные (описи и протоколы комиссий, реставрационные и экспедиционные отчеты и архивные фотоматериалы 20 -40-х гг., реэвакуационные акты и т.п.). И лишь путем сопоставления информации и уточнения данных иногда удается установить происхождение того или иного произведения, место его пребывания в разное время. В одних условиях поиску способствуют сами описи Н.Ф. Окулича-Казарина, хотя и не исчерпывающие, зато с указанием размеров икон; в других для установления идентичности икон из его описей каким-либо иконам (из находящихся ныне в церквях или хранящихся в музеях) необходимы вспомогательные материалы. И здесь неизбежно сталкиваемся с противоречиями по причинам, рассмотренным выше.
К примеру, в статье о церкви Успения с Пароменья Н.Ф. Окулич-Казарин называет три иконы, две из них типа «Богоматерь Смоленская» (Одигитрия) и трехличный («тройной образ») Деисус (т.е. Спаситель, Богоматерь и Иоанн Предтеча). Привлеченные же для идентификации средства (письменные и изобразительные) рисуют гораздо более широкую картину наполнения храма первоклассными произведениями иконописи. Кроме вышеназванных чудотворных икон, отметим, как минимум, замечательный иконостас XV-XVII вв. (ПМЗ), а также икону «Распятие» первой половины XVI в. (ПМЗ), которую в 1917 г. красочно описал А. Гри-щенко и довольно подробно в 1925 г. Е.И. Силин, но уже не обнаружил в
1 Например, произведения деревянной резьбы (скульптура, царские врата) и иконы, вывезенные оккупантами во время Великой Отечественной войны из Псковского музея и храмов, имели пометки о принадлежности, поэтому случайно попавшие из Германии в Новгород два крытых вагона (351 экспонат) были благополучно возвращены в Псков по акту от 27 января 1948 г. Однако привязать иконы к родному для них храму проблематично, так как еще до войны все они были складированы в отведенных для этого церквах, некоторые поступили в музей, а инвентарные книги музея пропали бесследно.