Эти мои отступления не случайны.

Может, только исходя из необходимости строить новые оборонительные сооружения в условиях «сокращения» линии фронта остались в живых мы, Васильевы, многие другие несчастные — не расстрелянные, не замученные сразу же после ареста. На долю нашу выпали все ужасы фашистской каторги.

А сколько, пройдя через фашистский ад, погибли. Помню, когда нас, замученных, истощавших, привезли в апреле 1944 года во Францию, в город JIe-Ман, отправили группу заключенных копать могилу для троих, погибших уже здесь, во французском городе. Пока мы копали, приходит смена, говорят: надо копать еще для двоих, уже скончались.

Размах партизанской борьбы все усиливался. И фашистское командование предпринимало огромные усилия, чтобы нормализовать обстановку. Оно шло для этого на все.

Эти мои отступления не случайны. Они необходимы для того, чтобы показать обстановку в которой жили, формировались многие прежде всего молодые люди оккупированных областей Северо-Запада страны, да

и не только Северо-Запада. О некоторых из них еще пойдет речь, о сильных духом, стремящихся сделать все, чтобы не служить «новому порядку». На примере шестерых человек, попавших в лагерь смерти в Саласпилсе, особенно наглядно видно это.

Их было много, сильных духом. А сейчас еще об одной женщине, о некоторых из них я уже рассказал.

Среди тех, с кем была мама близка сначала в Моглино, а затем в Саласпилсе, Аня Герасимова, тогда еще девчушка из деревни Ладино Жадрицкого сельского Совета Новоржевского района. Мама часто вспоминала ее после войны, переписывалась. Несколько писем, уже из армии, посылал я ей. Потом переписка прервалась.

Уже в 1966 году, когда я совершал поездку по Северо-Западу, был и в Новоржеве, отправился в ту самую деревню Ладино, навестить Анну Михайловну Герасимову, бухгалтера колхоза «Путь Ильича». Там слушал рассказ ее о том, как попала в концлагерь, как сложилась ее судьба. В предвоенные годы поступила она в зоотехникум, окончила первый курс. Отец с матерью жили в Выборге.

Когда началась война, отец эвакуировался, мать направилась домой, в свою новоржевскую деревню. И Аня решила добраться туда, к бабушке. У нее и встретилась с матерью.

Оккупация. Небольшая псковская деревенька. Жизнь — как и в каждой такой деревне, со всеми тяготами, скудным питанием, с постоянными страхами. Именно постоянными. Каждый день могли фашисты или их прихвостни спалить дом, убить, арестовать. Угнать в Неметчину.

Рассказывали, что молодежь, подлежащая «направлению» в Германию, делала все, чтобы избежать этой участи. Шли на всё. К примеру, от цветка лютика, болотной травы, приложенной к телу, возникали язвы, трудно сводимые. Делали это — лишь бы избежать отправки в чужую сторону.

Никто не мог предвидеть, что случится не только завтра, но и через час. Охотились за молодежью, подлежали отправке в Германию подростки, начиная, кажется, с четырнадцати-пятнадцати лет.

Но молодые воспитывались уже при Советской власти! Не могли они мириться с тем самым «новым порядком», который уготовили захватчики.

Партизаны все время были где-то рядом, посещали и деревню Ладино. Парни шли в партизаны, да и брали их охотнее. Ведь трудности лесной жизни вынести было ой как сложно! И не каждый мужчина мог перенести их. А девчонкам как быть? В 1943 году Анне Герасимовой было семнадцать.

Смотрите подробности купить спички здесь.