Первый путь в Новоржеве в редакцию местной газеты

Жизнь столкнула меня с Николаем Федоровичем Агейкиным, старшиной Советской Армии.

Он в последнее время, довольно долго, жил в Кандалакше. Встречи с ним были неоднократными. Армейская газета публиковала его воспоминания, документальную повесть «Солдат всегда солдат». Отрывки из этой повести печатала ленинградская «Нева», журнал довольно-таки требовательный к слову. Необычность Н.Ф. Агейкина в том, что солдат-артиллерист со своими друзьями освобождал Пушкинские Горы от захватчиков. Стрелять в сторону монастыря, пушкинской могилы они не могли — место святое. Но взять эти места надо было.

За тот бой у Пушкинских Гор Агейкин получил свою вторую солдатскую Славу — орден, которым награждали не каждого. Первую такую Славу ему вручили за оборону Ленинграда. Третий свой орден Славы — золотой получил за бой в Латвии. Полный кавалер этой высочайшей солдатской награды в своей документальной повести рассказывает и о боях за Пушкинские Горы, о том, как сберегли солдаты нашу национальную святыню.

Все это — по пути основного рассказа. Но я счел нужным напомнить и о таком, все это тоже нанизывается в общую ткань повествования. Сейчас и почетного гражданина города Кандалакши Николая Федоровича Агейкина уже в живых нет. Я воспользовался моментом, чтобы напомнить об этом удивительном человеке — былом воине.

Новоржев. Я уже немало говорил о нем, упоминал, что городом стал в последней четверти XVIII века. Говоря откровенно, городского, пожалуй, в нем и сейчас нет. Однако для меня памятен он, как одна из точек, где когда-то пересекся мой военный жизненный круг. Говорить о нем практически нечего. Интересовало меня лишь то, что хотелось узнать нового, встретиться с друзьями-товарищами, с которыми когда-то делил тюремную пайку и носил лагерную парашу, и которых, признаюсь, познал только по фамилиям из писем, которые скопились в моем архиве. Ясное дело — нужно было лично встретиться с людьми, судьба которых волновала меня и требовала более полного познания.

Первый путь в Новоржеве в редакцию местной газеты. Василия Степановича Игнатенка на месте не оказалось, в отпуске. Вот что значит,

не предупредил заранее, не списался загодя. Но местные коллеги не бросили на полпути, сделали все, чтобы дело двигалось дальше.

Помогли и новоржевские комсомольцы, дали свою автомашину, чтобы смог побывать в окрестностях городка, в селах, которые меня интересовали. Так, я смог побывать у Анны Михайловны Герасимовой. Мыс ней проговорили весь вечер и почти всю ночь. Она очень хорошо помнит мою маму, вместе мыкали горе и в Моглино, и в Саласпилсе, да и в других местах. Вернулась она после войны в порушенный фашистами край, в колхоз, ходила возле старенькой мамы, делала свое колхозное дело. Просто жила, не полной жизнью, обыкновенной крестьянской, с огородом, с птичьей живностью. Если бы не война, кто знает, кем могла бы стать крестьянская Аня, Анна Михайловна Герасимова.

Таких женщин на Руси великое множество, в каждой деревне не одна будет. Так сложилась у них жизнь.

С помощью комсомольцев добрался я до деревни Перхово, до местного пастуха Анатолия Алексеевича Петрова, удивительного русского мужика, скобаря, как иногда называют псковских мужиков. Все надеялся на новую встречу с ним, чтобы разговорить человека не в рабочей обстановке, в поле, с пастушечьим кнутом, когда чуть ли не каждую минуту приходится кричать на скотину, кричать этак с непечатными словами — пастух так пастух. Однако жизнь такова — унесла смерть от нас этого из шестерки парней. Кстати, Анатолий Петров открыл скорбный список павших из группы ребят, связавших себя круговой порукой при том февральском побеге.