Почему в 969 году бъдын подлежал запрету

А.А. Котляревский указывает на выражение под 1175 годом: «… вложимы и любо си в буди, любо си в гроб» и ссылается на диалектное русское значение, где «… буда не только постройка вообще, но и склеп для покойников».

О том, что в Древней Руси действительно стояли наземные деревянные погребальные сооружения, свидетельствует «Сказание о начале Москвы», где некий князь Даниил, скрываясь от Кучковичей, «… по прилучаю найде в дебри струбец мал стоящ, под ним же погребён ту некоторый мёртвый человек, князь же влез в струбец той, закрыся в нём».

По всей вероятности, архаическое слово бъдын стало непонятным уже в XIII веке и заменилось на более понятное дын, соотносимое с глаголом дынити, также связанным с заупокойным обрядом придынивания, то есть пригревания гроба умершего на сороковой день, или ещё более понятное дым, а позднее — на слово година.

Остаётся понять, почему в 969 году бъдын подлежал запрету как ярко выраженный элемент языческого погребального ритуала, а в 1175 году буда, наряду с гробом, была вполне приемлема для христианского обряда погребения. Очевидно, суть дела не столько в конструкции, сколько в обряде. Надо иметь в виду, что княгиня Ольга — скандинавка, — «от рода варяжского» были её отец и мать; судя по перечням имён послов Руси в Византию, скандинавским, во многом, было и её окружение, которое обязано было следить за соблюдением погребального обряда после смерти княгини и которое, если бы не её завещание, должно было сделать, поставить, сложить или совершить бъдын как погребальную постройку так что это никаким образом не совмещалось с принципами христианского погребения. При этом такая постройка должна была каким-то образом устанавливаться наверху насыпи, поскольку стоит по порядку после насыпания кургана, или основной массы насыпи кургана. Надо иметь также в виду, что и в Прологе об Ольге и в Житии Константина Муромского речь идёт о лицах княжеского дома, так что курганы должны быть велики — в соответствии со статусом погребённых, да и постройку иначе наверху не поставить.

Поскольку каждый из трёх элементов обряда — курган, тризна и бъдын — при отсутствии двух других мог быть воспроизведён в отдельности языческим скандинавским окружением княгини, а значит, даже отдельно сооружённая погребальная постройка — бъдын — неизбежно несла в себе некий языческий сакральный ритуал, без которого в 969 году она бъдыном не была бы. Единственная черта, которая резко отличает в этом случае языческую обрядность от христианской — это применение огня. Учитывая, что Ольга была скандинавкой, в данном случае бъдын источника должен являться не чем иным, как камерным захоронением наверху высокой насыпи и, что очень вероятно, с применением огня.

Археологические же реалии таковы. Это камера со следами огня на вершине кургана № 11 в могильнике в урочище Плакун в Старой Ладоге. Размеры камеры 2,15 х 0,95 м. Плакунский погребальный обряд имеет аналогии в Южной Дании. Далее следуют семь насыпей с обожжёнными камерами у деревень Ерошиха и Ерусалимская, на легендарной родине княгини Ольги. Размеры этих камер 2 — 2,3 х 1 — 1,6 м, что близко к плакунской. В реконструкциях камер, опубликованных Н.И. Соколовым, видно, что они составлены из горизонтально лежащих небольших брёвен числом от 5-6 до 7. Точное число венцов в каждом случае неизвестно, но число 7 кратно числу 21 и может иметь соотношение с числовым выражением мифа индоевропейской традиции, о чём см. выше. В этот же ряд погребальных сооружений попадают, по-видимому, и знаменитые большие черниговские курганы — Чёрная Могила и курган № 1 в Гульбище. В первом из них Б.А. Рыбаков реконструировал погребальный домик, который затем был сожжён. На самом деле, там, вероятно, была довольно обширная камера. Сооружение было на подсыпке высотой 1,5 м. На рисунке Рыбакова домик назван домовиной или бъдыном, но ход мысли, приведшей автора к такому выводу, мне неизвестен. По ряду соображений, можно полагать, что на середине высоты насыпи близкое сооружение было и в кургане «Княжны Черны»