После допроса на следующее утро

Старичок лет восьмидесяти провожал нас за железнодорожный переезд.

Позади у нас было восемь километров, но бежали мы сначала в сторону города Рига. Затем маршрут был сменен.

Так мы бежали пять ночей, днем сидели в лесу в сараях. Отошли сто километров до станции Эргли, она оказалась замкнутой, мост через речку был не достроен, хотя мы по нему проползли, но прыгать в бездну мы не решились. Пришлось ползти по балкам обратно и свернуть вправо. Километрах в трех от станции мы были задержаны полицией. Затем нас конвоировали на станцию Эргли, где мы пробыли полугора суток, затем

нас конвоировали до (Неккино?), здесь мы были посажены в цементный подвал, на стенах не было места, чтобы написать нам свои имена.

После допроса на следующее утро нас конвоировали до одной из железнодорожных станций, где были посажены на поезд. Поездом нас везли примерно три остановки, где нас высадили и пешком шли до города Цесиса, где нас посадили в тюрьму.

Сидели мы в ней месяц без одного дня. Здесь нас виновниками не признали, выпустили в цивильный лагерь. О Саласпилсе нигде никто не упомянул. Мы говорили, что нас везли из Новоржева прямо с работы во Псков, прожили во Пскове две недели, посадили нас в поезд и повезли в Латвию, продуктов у нас не было, и мы решили пойти по крестьянам в поисках пищи, а вернувшись обратно, поезда уже не было, и мы решили идти обратно в Новоржев.

Спрашивают нас: «Почему не обратились к начальнику станции, он бы вас отправил с другим эшелоном». ’’На какой станции?». Наш ответ: «Не умеем читать по-латышски”.

Вернее, нас посчитали глупыми по молодости. Из Цесиса нас отправили в город Двинск, здесь мы работали на оборонных работах. Затем нас отправили в Краславу, а оттуда — в Полоцк на оборонные работы.

А когда фронт стал подходить к (Полоцку) Витебску, нас посадили на эшелон. Полоцк стали жечь. Мы вскочили в хлебопекарню, чтобы взять хлеба. Он был облит керосином. Один из немцев вытащил наган и заставил от вагона мешок с хлебом снести в огонь.

С Полоцка нас привезли опять в Двинск, а из Двинска меня и Лескова Петра увезли в Краславу на оборонные работы.

Здесь я познакомился с одним парнем, бывшим военнопленным, он ивановский, с ним мы ходили по крестьянам, когда у нас было время, кому что по мелочи ремонтировали: кому чашку запаяем, кому — ведро, завязали связь и при помощи крестьян перешли линию фронта.

Лескова Петра и парня с города Иваново ранило, я их не бросил, пока не определили в госпиталь. При госпитале я находился три дня. Затем был призван в Советскую Армию.

А 13 октября был ранен под Шауляем. В госпитале я пролежал три месяца, а из запасного полка попал в артиллерийский полк, был разведчиком.

После окончания войны служил в армии, получил специальность шофера, учился в Риге. После был переброшен на Урал, оттуда и был демобилизован в 1947 году 25 февраля.

После демобилизации болел три месяца. Работая в колхозе, сначала работал столяром, а в настоящее время на ферме качаю воду и принимаю молоко. Мой год рождения 1923, 8 марта.

Под оккупацию попал вместе со всем народом в нашей местности, даже призывной возраст почему-то не был призван в армию. Бежавших из Моглино не слышно, хотя от нас очень много людей было в Саласпилсском лагере, их также освобождали американцы. Есть мои

соседи, которые живы: Михайлов Леон, Воробьев Александр, Шилов Владимир и другие.